Сообщение Ольга » Пн мар 21, 2011 7:37 pm
продолжение
запущенного хозяйства: крыл крышу, чинил и красил забор, выгребал навоз, чисто выметал двор. Жена в это время занималась домашними делами, но должна была всё время следить за ним в окно: если он махнул рукой, значит, ей надо стремглав бежать к нему в сарай или ещё куда-нибудь со стаканом чая. Но невозможно что-то делать и неотрывно глядеть в окно. И стоило ей пропустить его условный знак, как он тут же прибегал с кулаками: "Сколько тебе можно махать?!" Так что это ещё вопрос, какой период жизни Ефима был для неё лучше - пьяный или трезвый.
Старшие два сына бабы Феши стали выпивать ещё будучи школьниками. И хотя она сама не пила вообще, считала, что для мужчины это не грех, потому что так считал Ефим Прокопьевич, а его слово, она это помнила, закон. Галя начала дружить с Геной в восьмом классе, мы тогда жили в Солонешном, но я его не знала, потому что у нас с Галей разница в возрасте восемь лет. Помню только, что отец был против этих встреч. Да только она его не послушалась. С Булгаковыми я познакомилась только тогда, когда она вышла замуж. Гена к тому времени закончил высшее военное училище, и они приехали из Мурманска, где он служил, в отпуск. Толька как раз вернулся из армии. А Лёнька, как и я, учился в седьмом классе. Гену я сильно уважала - красивый, матом не ругается, меня называет на "вы", от него постоянно пахнет сигаретами, одеколоном и перегаром. Таким, в моём тогда понимании, и должен быть настоящий советский офицер. Правда, Галя рассказывала, что каждый день с учений солдаты приволакивают своего командира и кладут на пол в кухне офицерской коммунальной квартиры, и все через него перешагивают, как через бревно. В среднего брата, Тольку, я прямо влюбилась - очень он смешил меня всякими байками про армию и анекдотами. Но он относился ко мне, как к младшей сестре, а по вечерам, будучи уже в подпитии, уходил к девчонкам. Лёнька мне не понравился сразу. Он, лишь бы ничего не делать, постоянно жаловался на какие-то хвори - то у него изжога, то понос. А когда он мне рассказал, что они впятером затащили одну девчонку в сарай, то я его вообще возненавидела. Как я потом узнала, он очень хорошо усваивал "уроки" ссыльных. К Ефиму Прокопьевичу я относилась никак - что-то делает мужик, ну и пусть себе делает. У него как раз был трезвый период. А вот баба Феша мне очень понравилась. Она знала столько много интересных историй из жизни, мы любили её слушать. Правда, истории все были невесёлые...
Прошло лет пять. За это время мало что изменилось. Только вот Генку попёрли из армии, и они с Галей переехали в Солонешное. Да я, приехав к ней в школу на практику, встретила своего одноклассника, с которым и училась-то всего в начальных классах, и вышла за него замуж. Свадьба была в Солонешном, и, естественно, на неё были приглашены все Булгаковы. Ефим Прокопьевич расслабился, напился. В пять часов утра он погнал жену к продавщице магазина домой за бутылкой. А сам тем временем, не имея силы ждать, в один стакан слил из пузырьков муравьиный спирт и чемеричную воду и выпил. Когда баба Феша пришла с опохмелкой, муж её был мёртв...
Потом настала Толькина очередь. Это как раз был тот период, когда мы совершали субботние еженедельные походы на Комсомольскую ферму. Однажды она стояла у калитки, как обычно, дожидаясь куда-то запропастившегося сыночка. И увидела его, узнала по шатающейся походке. Он нёс в руках что-то очень большое, блестящее. Она удивилась: зеркало, что ли? Когда Толька подошёл поближе, оказалось, что в руках его огромный, ведра на полтора, чугун.
- Толюшка, да зачем нам такой большой чугун?
- Ничего, мама, пригодится!
Чугун пригодился буквально через несколько дней. В нём варили борщ для поминального обеда, когда хоронили Тольку. Он забрёл на свадьбу (!) к совершенно незнакомым людям, выпил там, прилёг прямо во дворе, а когда кто-то из гостей обратил внимание, что вот уже несколько часов мужик лежит в одном положении и даже не храпит, он был уже холодным...
И вот тогда баба Феша спохватилась, тогда испугалась и поняла, что Галя-то была права, когда сердилась на неё за выставленные бутылки. Не дожидаясь субботы, она в такую даль приковыляла к ней на своих больных ногах и сказала:
- Галя, доченька, мне одна женщина рассказывала, как она мужика своего вылечила от водки. На маслосырзаводе есть такой порошок, называется кронтик. Она в водку его подсыпала - совсем немножко, с пашанишное зёрнышко. Его сильно рвало, и он теперь на водку смотреть не может. Вот, я принесла, она мне дала.
- Вряд ли ему это поможет, - сказала Галя. - Сколько уже лечился, что толку? Ну давай, попробую ещё раз.
- Только смотри, - ещё раз предупредила она, - с пашанишное зёрнышко!
Мы готовились к эксперименту. Кронтик (не знаю, так ли он называется и для чего применяется на маслосырзаводе) оказался порошком оранжевого цвета, и вода при растворении в ней "пашанишного зёрнышка", естественно, меняла цвет. Генка мог заметить, надо было ждать, когда он принесёт не водку, а вино. Сама же Галя покупать не стала, потому что это вызвало бы подозрение после реакции на кронтик. И однажды он принёс самое дешёвое и самое вонючее "плодововыгодное". Торопясь, не дожидаясь ужина, он сорвал пробку, плеснул полстакана, одним глотком выпил и только тогда пошёл умываться. Галя загремела кастрюлями и тарелками, а я в это время, подцепив на кончик ножа порошок, тщательно взбалтывала бутылку. Мы сели за стол. Генка не столько ел, сколько наливал в стакан и пьянел на глазах. Опорожнив "огнетушитель", он с сожалением поглядел на него и закурил. А мы всё ждали реакции, и Галя уже решила, что я насыпала слишком мало. Но вдруг наш Гена весь позеленел, зажал рукой рот и в одно мгновение оказался около помойного ведра. Зрелище было не из приятных, я думала, у него все внутренности вылезут, его прямо выворачивало наизнанку. Но я торжествовала - подействовало! А Галя, делая вид, что жалеет мужа, старалась не упустить воспитательный момент:
- Ну вот видишь, Гена, до чего довёл ты себя! Ты что, хочешь умереть? Попей водички и ложись.
- Какой водички? - захлёбываясь, прохрипел он. - Иди за бутылкой, а то магазин скоро закроют. Не видишь, мне плохо?
Перед смертью он не пил и не курил. Потому что не мог, стал инвалидом после страшного пьяного побоища, когда о его тело столичные тунеядцы тушили окурки. Галя к тому времени развелась с ним, категорически отказавшись от алиментов на двух сыновей, чтобы дети ничем ему не были обязаны. Гена был частично парализован, ходил, как петух, высоко поднимая ноги. Об этих подробностях Гале в Прокопьевск, где она уже жила, писала тётя Маша, мамина сестра, которая жила по соседству с Булгаковыми. Написала она и о его смерти.
- Хоть он и трезвым умер, - сказала мне Галя (я тоже к тому времени переехала в Прокопьевск), но всё равно эта смерть из-за пьянства.
Бабу Фешу я больше не видела ни разу в жизни. Но знала из писем тёти Маши, что не смогла она перенести этих смертей и слегла. К тому же Лёнька, её самый младший и самый любимый, женился и со своей молодой женой пустился в загул. Это была трагедия семьи Булгаковых... Бабу Фешу парализовало. Она лежала без движения на маленькой, как носовой платок, сырой пелёнке, с пролежнями, без еды и питья, чтобы реже справляла естественные нужды, как объснил её сынок.
- Маша, дай мне попить ради Бога, - взмолилась она, когда тётя пришла навестить её. - Не даёт же Бог мне смерти!
- Что же вы, гады, делаете? - возмутилась тётя Маша, забрала со стола недопитую водку, протёрла раны, обтёрла тело водой, накормила. И теперь стала приходить каждый день, несмотря на косые взгляды дебильной парочки.
Но однажды... Тётя Маша пришла и увидела, что баба Феша лежит и плачет. И повторяет: "Чтоб он сдох! Чтоб он сдох!" Эти её слова относились к "козлу" Лёньке, который храпел пьяный на коврике возле её кровати... Тётя Маша поняла всё сразу: случилось то... ужасное, иначе баба Феша, безумно любившая своих детей и не желавшая замечать их пороков, не стала бы желать смерти сыну. На другой день она умерла...
Недавно мы с Галей вспоминали бабу Фешу. Все-все подробности, начиная с детства. Что же она хорошего видела в этой жизни? Ничего, кроме обид и унижений. Не жила - прислуживала. И умерла с невыносимой мыслью о том, что любимый её сын - последняя мразь. Господи, молю Тебя, сделай так, чтобы хоть ТАМ ей было хорошо!